Алька, маленькая женщина с раненой душой, была из тех людей, для кого фраза "если старшую сестру зовут Екатерина Дмитриевна, то младшую непременно должны звать ...", не была загадкой. В школьные годы она знала наизусть "Евгения Онегина", была влюблена в Печорина, а когда все читали "Молодую гвардию", Алька читала "Анжелику". Такие вещи, как "Молодая гвардия" или "Мать", или "Поднятая целина" давались ей с великим трудом. Она не выносила бедность и грязь, традиционный крестьянский быт, суровую правду жизни, войну и незатейливый простонародный юмор.
Она любила красоту.
Алькин муж любил Пикуля. Таких как Алька он считал чистоплюями, мечтающими въехать в рай на чужом горбу. И когда у них родилась дочь, Алька мечтала назвать её Катей, а младшую бы потом назвать Дашей, но Дима любил Пикуля, и поэтому ему было невдомек, почему старшую сестру непременно должны звать Катей. Дима яростно учил английский, мечтал "уехать из этой страны" и боготворил всех, кому это удалось.
Дочь назвали Даниэлой. Алька, распрощавшись со своей мечтой, смирилась, но отстояла Дашу вместо Дэни.
Их брак с Димой был союзом двух противоположностей. По законам физики они, конечно, должны были бы притягиваться друг к другу, но по законам совместной жизни все оказалось гораздо сложнее. Вот взять даже ремонт. Глядя сейчас на свою квартиру, Алька совершенно точно могла сказать, что выбирала она, а что Дима. Единое пространство делилось на два угла: кухня, стол, диван — барная стойка, лестница, камин. И вместе эти углы никак не стыковались. В целом, закончены были только базовые вещи, на мелочи сил не хватило. Закончились деньги, терпение, а с ними и димин энтузиазм. Дима вообще мог заниматься чем-либо только, пока это "либо" было ему интересно. Квартира была их вторым грандиозным совместным проектом, который они так и не осилили. Первым была Даша. Дашу они терзали и мучили до тех пор, пока Дима не принял волевое решение и не взял самоотвод, передав бразды правления Альке, после чего он честно дотянул до дашиного совершеннолетия и с чувством исполненного долга ушёл-таки из семьи.
Алька сидела на лавочке, нежилась в лучах весеннего солнца и созерцала зеркальную гладь Чистых прудов, всеми силами пытаясь оттянуть конец обеденного перерыва и миг, когда ей придётся возвращаться в вонючую контору под несуразным названием "Благовест". Как можно назвать бюро переводов словом "благовест", Алька не понимала. Что благого могло вещать клиентам бюро переводов? Согласившись на эту работу, как на единственный шанс попробовать себя в своей новой профессии, которую она так спонтанно преобрела, поступив на курсы переквалификации, Алька не подозревала, в какую западню угодила. Хозяйка "Благовеста", женщина предприимчивая и тупая, как и подобает индивидуальным предпринимателям, сумевшим перебраться из города Н... в замшелый офис на Чистых прудах, была алькиной ровесницей. Она искренне верила в то, что имеет полное право заставлять Альку выполнять помимо её непосредственной работы ещё кучу других обязанностей, включая её собственные, во-первых, потому что она (хозяйка) не умела работать на компьютере, а, во-вторых, потому что предыдущая Маша, на место которой взяли Альку, "всегда так делала". Алька, за сорок с лишним лет своей жизни закончившая сотню учебных заведений, имевшая сотню дипломов разных степеней, а в трудовой книжке - одиннадцать лет лётной работы, пожившая заграницей и поработавшая в Госдуме, пребывала в шоковом состоянии от таких аргументов, такого напора и такого хамства, от всей этой правды жизни, которую она так презирала, боялась и игнорировала. Сидя на лавочке и думая о Диме с его новой пассией, о "Благовесте" с его вонючими ртами и кроссовками, хабалками, всю жизнь проторговавшими на рынке "молочкой", тупорылыми хозяйками и клиентами, Алька мечтала сдохнуть и, смахнув со щеки слезу, вдруг очень ясно представила себя на дне это умиротворенного, переливающегося на солнце, водоема.
Дима в это время гулял по Нью-Йорку со своей новой любовью, блондинкой с французским паспортом, "умницей и красавицей на одиннадцать лет моложе него". Что ж, такова жизнь. "Прожить всю жизнь с одной женщиной" можно было только в Советском союзе. Алька делала такой вывод из того, что её собственные родители и родители всех её друзей были до сих пор вместе. А сейчас это уже немодно. Сейчас стыдно жить со старой женой, потому что всем понятно, что у тебя нет секса.
Алька спустилась в метро и поехала домой. В "Благовест" она больше не вернётся. Противостояние с хозяйкой вполне логично закончилось алькиным увольнением. Но не смотря на развод, на блондинку в Нью-Йорке и грядущую безработицу, Алька чувствовала себя счастливой.
