Это слово [«жопа»], находящееся где-то у середины дистанции между обычной лексикой и полностью непечатными (до наступления нынешней эпохи новой печатной свободы) словами, не привлекало к себе достаточного внимания лингвистов, и по крайней мере одна его необычная особенность осталась незамеченной.
Такой особенностью является его ударение.
Дело в том, что в современном русском языке слова исконно славянского происхождения модели «вода», т. е. существительные «а»-склонения с основой, равной односложному корню, содержащему «о» или «е» (но не из «ѣ» и не из прежнего сочетания типа *tъrt) и оканчивающемуся на твердую согласную (не шипящую), имеют в исходной форме ударение на окончании.
Примеры: «скобá», «вдовá», «совá», «ногá», «водá», «слезá», «козá», «лозá», «грозá», «щекá», «строкá», «тоскá», «пчелá», «золá», «смолá», «полá», «женá», «веснá», «тропá», «горá», «корá», «норá», «порá», «сестрá», «осá», «косá», «росá», «четá», «снохá», «крохá», «сохá» и др.
При несоблюдении какого-либо из указанных выше требований ударение на основе вполне возможно, например: «вóля», «лóвля» (мягкая согласная), «кóжа», «нóша», «тёща» (шипящая), «лóдка» (есть суффикс), «склóка» (есть приставка), «вéра» («е» из «ѣ»), «мóрда» (из сочетания типа *tъrt).
С точки зрения исторической акцентологии этот факт объясняется просто: корни с краткой гласной («о», «е», «ъ», «ь») не могли быть самоударными, т. е. слово с основой, равной такому корню, могло принадлежать только к акцентной парадигме «b» или «с», но не «а». А в «а»-склонении в акцентных парадигмах «b» или «с» ударение в И. ед. было на окончании (в отличие от акцентной парадигмы «а», где оно было на основе). Современный русский язык просто сохранил в этом пункте праславянское состояние.
Не входят в описанный класс слова, где конечное -а служит для образования гипокористических или пренебрежительных форм (типа «Вóва», «рёва», «зёва», «тёпа»; сюда же «пóпа») или для обратного словообразования от прежних уменьшительных (типа «крóха» от «крóшка» или детского «лóга» от «лóжка»).
Опростившиеся слова «óспа», «вóбла» (от «óблый»), «пóльза», где основа первоначально двуморфемна (*ob-sъp-a, *ob-vьl-a, *po-lьg-a), акцентуированы в соответствии со своим исконным морфемным составом (ср. прозрачные случаи типа «прóшва», «прóйма»).
В словах «грёза» и «дрёма» гласная, по-видимому, представляет собой замену прежнего «ѣ».
За рамками этих особых случаев все слова рассматриваемой структуры с ударением на основе имеют иноязычное происхождение. Таких слов довольно много, например: «рóба», «прóба», «йóга», «тóга», «óда», «кóда», «мóда», «сóда», «дóза», «пóза», «рóза», «дéка», «дóка», «шкóла», «тéма», «схéма», «кóма», «вéна», «сцéна», «зóна», «нóна», «крóна», «сфéра», «пóра», «шпóра», «штóра», «фóра», «пьéса», «квóта», «йóта», «нóта», «рóта» и др.
И вот слово «жóпа», накоренное ударение которого не обнаруживает ни малейших колебаний и для которого нет никаких оснований предполагать иноязычное происхождение, оказывается единственным вопиющим исключением из указанного правила.
Обратившись к истории данного слова, мы обнаруживаем еще одну особенность: все предлагавшиеся этимологии здесь носят крайне неуверенный, в сущности гадательный характер, так что, в частности, Фасмер не выражает прямого согласия ни с одной из них.
Таковы:
1) предположение об исходном виде *žеpа < gepа, ср. польск. gap ‘зевака’, gapić się ‘глазеть’;
2) сближение с ц.-сл. «жупа» ‘яма’, укр. «жýпа» ‘соляная копь’ (корень *geup-);
3) предположение об исходном *žьpa, ср. лат. gibbus ‘искривленный’;
4) предположение о том, что «о» здесь восходит к m̥, ср. др.-исл. gumpr ‘ягодицы, туловище’.
Как можно видеть, все эти предположения сталкиваются с чрезвычайными трудностями либо со стороны формы, либо со стороны значения (либо того и другого сразу). В частности, реконструкция *žеpа, самая прямая и простая в фонетическом отношении, неизбежно должна была бы дать ударение * «жепá» (даже если отвлечься от семантических трудностей).
Между тем нельзя не обратить внимания на то, что в большинстве славянских языков в точности то же самое значение (‘nates’) выражается словом весьма близкого звучания: польск. dupa, чеш. диал. dupa (также d’upa), словац. диал. dupa, серб. dȕpe (ср. род, Р. ед. dȕpeta), болг. «дýпе» (ср. род), укр. «дýпа», русск. диал. (пск., смол.) «дýпа». На индоевропейском уровне это корень *dhoup- (вариант к *dhoub-) ‘глубокий’, ‘полый’.
Если слово *dhoup-ā имело аблаутный вариант *dhеup-ā, то в славянском он должен был дать *djupa, а в восточнославянском — «жупа» (ср., например, «чужь» < *tjudj- < *teudj-).
И вот именно такой вариант к слову «жопа» обнаруживается в словаре Йохана Спарвенфельда конца XVII в.: «зáдница»: «ри́ть», «жȣ́па», «зáдница», «зáдняя», «гȣ́зднω», «срáка». При этом автору словаря известен также и вариант с огласовкой «о»: «зáдъ»: «жóпа», «гȣ́зднω», «срáка».
Другими следами варианта «жýпа» являются некоторые диалектные производные: «жýпочка» ‘гусиное перо в качестве украшения шляпы’ (тульск.) при более распространенном названии для того же «жóпка»; ср. «жóпочка» ‘тупой конец у яйца’ и др. Вероятно, сюда же «жýпла» ‘небольшого роста полная женщина’ (смол.), ср. «жопáнья» ‘толстая женщина’ (влад.).
Коль скоро исходным является вариант «жýпа», а не «жóпа», то никакой акцентологической аномалии это слово уже собой не представляет: при гласной «у» в корне нет никаких препятствий к тому, чтобы слово относилось к акцентной парадигме «а».
